Чувствуется приличный опыт. Конечно, если всю жизнь только и делать, что читать всякую чушь и восторгаться… Не зря Эдингем никогда не хотел родиться женщиной!
— Ну что вы! Я совсем недавно вернулся из Лиара… — у Алана чуть аппетит не пропал. При виде того, сколько девица скушала за всё время обеда. Не больше зяблика.
Крылышко перепелки на ее тарелке так и осталось недоеденным. То-то такая худощавая! «Прелестная Ирэн» сложена как… северянка.
Причем — не словеонка, а ритэйнийка или лиаранка. Этакая головка цветка на тонком стебле, но цветы не нужно обнимать.
Пожалуй, если болтливую девицу немного откормить — можно забыть про ее неугомонный язык. Личико-то у Ирэн вполне смазливое.
Не только герцог Тенмар умеет закрывать очаровательные ротики поцелуями. Вот только за столом этого не сделаешь…
Да, не будь девушка незамужней баронессой и герцогской племянницей — ночи три-четыре Эдингем в ее обществе провел бы. Даже при ее нынешней худоватой фигуре. Но дольше такой характер просто не выдержать!
— Из Лиара? Как интересно! Вы просто обязаны мне об этом рассказать. Или я умру от любопытства. И моя смерть будет на вашей совести! — Помрет такая — дождешься! — Вы видели лиарского лорда?
Алан похолодел. Для Регентов — не секрет, что он ездил в Лиар. Но всё же первой попавшейся дуре о таком не говорят.
Хотя — на то и дура, чтобы ни слова не запомнить. Ревинтер как-то обронил, что большинство людей запоминает лишь последнюю часть разговора. Вот напоследок они и обсудят какой-нибудь шедевр — очередного мастера пера и чернильницы…
— Видел… — не слишком галантно процедил Эдингем сквозь зубы.
Надо будет ввернуть в конце разговора еще и парочку сонетов — побездарнее. Пусть их тоже запомнит. «Прелестной Ирэн» они наверняка покажутся верхом гениальности.
— А он правда красивый?
Отлегло от сердца. Она не просто дура — дурища из дурищ.
— Конечно, — соврал Алан. — Лорд Леон Таррент — настоящий аристократ без страха и упрека.
— Это хорошо! — заулыбалась девица. — Дядя обещал выдать меня за него — когда Леону исполнится восемнадцать. А я не видела кузена ни разу в жизни…
Кузена? Ах да, Ирэн Вегрэ ведь племянница (родная, двоюродная или троюродная — не вспомнить) Карлотты Таррент.
Так Леону и надо — получит в жёны круглую дуру. Да еще и прямиком из постели ее двоюродного дядюшки. Вот счастье-то лиарскому щенку привалит!
— Вы успокоили меня. А то я слышала, мои кузины — некрасивы. И решила, что Леон — тоже… — Змеев веер чудом не задел лицо собеседника! А несчастное недогрызенное крылышко на ее тарелке совсем остыло. И выглядит еще унылее. — Говорят, особенно не повезло старшей…
— Эйда Таррент — не некрасива! — не выдержал Эдингем. Его участие в лиарской истории уже не скрыть. А позволять напыщенной, насквозь фальшивой курице оскорблять благородную Эйду он не намерен! — К тому же, вы намереваетесь войти в эту семью. Эйда Таррент станет вашей родственницей.
Не перегнул ли он палку? Девица аж дар речи потеряла.
Алан даже успел подцепить и отправить в рот кусочек остывающего мяса, когда сиреневый веер вновь неотвратимо взметнулся. Перед самым его носом.
— Ах, оставьте! Ведь кузина Эйда в монастыре. Она решила удалиться от мира и посвятить себя Творцу! Я об этом слышала.
— Эйда Таррент — не в монастыре! Когда вашу кузину найдут — у вас будет возможность познакомиться!.. — Юноша схватил себя за язык — несколько запоздало. Ну и змеи с ним!
И с трудом заставил губы растянуться в улыбке.
А глупые глаза Ирэн загорелись восторженным огнем:
— Найдут? О, как романтично! — Веер едва не угодил кавалеру в глаз. — Кузина Эйда убежала из монастыря?!
Старик не рассказал ей вообще ничего. И правильно сделал. А неправильно — что посадил красотку рядом с гостем.
— Она отправилась в Лютену к жениху. По дороге пропала. Но я буду не я, если не найду ее! — Эдингем едва не грохнул по столу кулаком.
И вдруг опомнился. Он же выпил не больше трех бокалов! Да уж, с такой собеседницей не пить — невозможно.
— О, вы так преданы вашему хозяину! — захлопала невозможно длинными ресницами дева. Не понявшая, к счастью, ни змея.
«Хозяин» неприятно резанул, но Алан промолчал. С дурами не спорят и дур не поправляют.
— А как вы думаете, Леопольдо любил Клариче? Или сразу собирался ее обмануть? — девице надоела прежняя тема.
И хорошо! Вот только в сентиментальных романах Эдингем не силен. Как и в светской болтовне с законченными курицами.
— Ну, помните, как в сюжете про нежную Жюстин и этого негодяя и обольстителя?! — В глазах Ирэн — неприкрытый восторг. Такие, как она, любят, когда их обольщают негодяи! — Графа Бертрана Кальвина!
Ну зачем, зачем кто-то изобрел письменность?! Как бы хорошо всем без нее жилось! Ни глупых романов, ни сонетов, ни чудовищных счетных книг…
Алан молил Творца и всех агнцев и голубей Его о скорейшем завершении ужина. И взывал к Темному и змеям — с той же просьбой.
Но и высшие, и низшие силы о несчастном капитане позабыли.
До окончания трапезы он успел узнать подробный сюжет еще полутора десятков самых модных и слезливых романов. Их события и герои могут смело кочевать из одного шедевра в другой. Схожи как близнецы.
И всё это перемежалось восторженными вздохами Ирэн…
Когда герцог, наконец, соизволил встать, Эдингем в полном восторге поднес к губам хрупкую ручку девушки. Собираясь откланяться немедленно.
«Прелестная Ирэн» украдкой многозначительно сжала ему запястье. Слегка — как и положено хрупкой даме.
— Приходите завтра! — шепнула она. — Старика не будет…
ЧТО?!!!..
— Я бы с преогромным удовольствием… — пробормотал еле живой от ужаса Алан. — Но дела… срочные неотложные дела требуют моего скорейшего присутствия в Лютене!
2
Что за манера у северян вешать осточертевшие гобелены по всем четырем осточертевшим стенам? Будто мало осточертевших сугробов! За осточертевшим окном опостылевшей Лютены.
Единственная книга кончилась — как всё хорошее. Спустя три часа после разговора по душам с дядей.
А служанка, очевидно, над пленницей издевается. Потому что на требование принести книг приволокла «Роман о прекрасной Розе», «Сентиментальную историю о нежной Фиалке» и сборник сонетов.
Первый из них начинается: «Нежная роза розу ласкала, сирень сладострастно сирень обнимала»…
Лишь привитое с детства уважение к книгам не позволило отшвырнуть всю цветочную литературу в угол. А то и в камин — толком не дающий тепла. Авось наконец запылает жарче!